Телешов Николай Дмитриевич - Против Обычая
Николай Дмитриевич Телешов
ПРОТИВ ОБЫЧАЯ
Из цикла "По Сибири".
I
Дорога вела сибирской заимкой. По сторонам за крестьянскими усадьбами
раскидывались пашни, а впереди, где начинался березовый лес, на самом краю
чернела одинокая землянка.
Уже вечерело, когда к этой землянке подошли двое молодых людей. Один из
них был лет тридцати, красивый брюнет, с тонкими чертами лица, хорошо
сложенный, одетый в охотничью куртку и высокие сапоги; за поясом у него
висел пустой ягдташ, за плечами - ружье; это был земский заседатель
Василий Михайлович Волынцев, только что прибывший сюда из Петербурга. Or
страшной ли усталости, или от неудачной охоты он был не в духе и торопился
домой, где его дожидалась масса дел, надоедливых и безынтересных.
Спутником его по охоте был волостной писарь, бывший псаломщик Услышинов,
уроженец здешнего села, знавший наизусть все пути и дороги и провожавший
Волынцева "пур пассэ летан" - как он сам выражался, хотя и не знал в
точности, что это обозначает; вместо ружья он ходил с сучковатою тростью,
курил вместо своих волынцевские папиросы и очень гордился, что
"петербургский аристократ и первое лицо здесь" ни с кем, кроме него, не
веде г компании; его пестрый пиджак и брюки навыпуск с обкусанными
задками, и сапоги на высоких кривых каблучках, и набекрень надетый
картузик, на котором виднелась на месте кокарды запыленная дырочка, его
закрученные усы и на мизинце колечко - все обнаруживало в нем местного
сердцееда и франта, хотя Услышинов по серьезности и по костюму надеялся не
отстать от Волынцева и быть ему "под пару".
Двери землянки были не заперты. Чтобы спросить напиться, Волынцев
отворил их, но внутри никого не было, хотя у самого порога стоял "туяз",
берестовый бурак, с молоком, покрытый большим куском хлеба, а рядом лежали
яйца и творог.
- Где же хозяин? - досадливо сказал Волынцев. - Я хочу пить.
- Сколько угодно-с, - отвечал писарь и потянулся за кринкой. - Вы сами
здесь хозяин!
- Погоди, - остановил Волынцев. - Может быть, люди приготовили себе
ужин... Странные люди: двери настежь, самих ни души... Этак всякий придет,
мало ль здесь народа шатается. А после плакаться будут: обокрали!..
Услышинов вежливо усмехнулся.
- Это нарочно так делают. Для того и поставлено, чтобы прохожие ели и
пили... Не беспокойтесь, Василий Михайлович, кушайте, сколько угодно.
- Для прохожих? - усомнился Волынцев. - Кто же это делает для прохожих?
И с какой стати?
- Все делают, во всех деревнях, - отвечал с удовольствием писарь. -
Обычай старинный, спокон веков; его всякий себе, можно сказать, священной
обязанностью ставит.
Здесь, по заимкам, реже случается, а в деревнях - пряп выносят еду
каждую ночь на улицу, за окошко. Поставят на полочку, а ночью бродяга
придет, отыщет - ну и сыт!
- Бродяга?.. Какой бродяга?
- А вот которые с ссылки... из каторги бегут, из рудников там...
Бродягами здесь называются.
Волынцев удивленно взглянул на писаря.
- Да-с! Это и есть для них пропитание! - добавил тот, радуясь
неизвестно чему. - Ведь через наши места этих беглых идет-идет, счету им
нет! Может, сто лет все идут. Иу жители и привыкли.
Услышинов продолжал рассказывать, а Василий Михайлович стоял
задумчивый, наморщив лоб и закусив губу. Оч вспомнил, что слыхал об этом
обычае еще в Петербурге, даже что-то читал или видел какую-то картину на
выставке, но, не интересуясь тогда Сибирью, не обратил на это внимания и
скоро забыл. Только теперь, столкнувшись лицом к лицу с фактом, он
вспомнил прежние расск
